Александр Маршалик Странное счастье для Вадика и Нади

Странный он, этот Вадик, но Надю к нему тянуло магнитом.

Он же вообще толком не учится, появляется только на сессию и на пьянки. И ведь сдает же и зачеты, и экзамены, в академ ни разу не ходил. Гений, а может, везунчик?

– Он, конечно, ничего так-то, да? Не толстый и не дрищ. Фигурка норм.

– Ну да.

– А помнишь, Надя, на первом курсе, когда перепились, там Вадик ко всем подкатывал, все ржали, помнишь?

– Конечно.

– Ага, «это судьба», говорит, и так еще в глаза смотрит, лицо серьезное, сдохнуть можно. И на часы свои огромные посматривает, ждет чего-то.

Надя и Таня смеются, и их голоса смешиваются с галдящим шумом душного ночного кафе. Сейчас конец декабря, сессия. Измученная и тоскующая по отрыву студенческая публика тусуется в забегаловке у заснеженной автобусной остановки.

– Так он ни с кем тогда и не замутил?

– Нет. Ну, во всяком случае, я не знаю, – Надя опустила глаза.

– Да ладно, он же к тебе больше всех приставал. Что, ничего не было?

Надя покачала головой и потянула колу через трубочку из бумажного стакана. Стакан сморкнулся, и Надя нехотя выдавила:

– Он сказал, что еще не время.

Таня вытаращила глаза, а Надя пожала плечами:

– Ну да, пуля в башке, вот такой фрукт.

– Овощ.

Таня засмеялась, и Надя тоже, она не обижалась.

Тут Таня понизила голос:

– Говорят, что он всегда учит только один билет, и ему всегда попадается именно этот.

– Как так?

– А вот так.

– Мистика. О, смотри, твой Викто`р притащился.

Подруги замолчали, чтобы помахать вошедшим в кафе парням. Один из них был атлетически сложенный Викто`р, которого за глаза именовали на французский манер, с ударением на последний слог. Он не вылезал из спортивного костюма и очевидно экономил на дезодоранте. Поэтому имя с французским прононсом ему не шло. Тем веселее было его так называть. Когда-то Таня встречалась с Викто`ром. Было дело, да.

Проводив глазами бывшего, Таня вдруг спросила:

– Видела, сегодня?

Надя кивнула.

Конечно, она видела. Вся группа видела стычку Виктора и Вадима в очереди на экзамен.

Сначала все собрались у кабинета, прикинули, сколько времени уходит на ответ, а потом часть группы, и Виктор вместе с ними, рассосалась, кто в буфет, а кто на улицу курить и резать шпоры. Тут Вадик прибежал, запыхавшись, и стал допытываться, кто следующий должен пойти на экзекуцию. Ему ответили, что Виктор, но он где-то шарится. Тогда Вадик, тыча в свои гигантские часы, сказал, что опаздывает, и можно, пожалуйста, вместо Виктора пойдет он. Ожидающие согласились, – никто не хотел быть растерзанным раньше отмеренного срока, и Вадим, выдохнув, вошел в кабинет.

Через минуту с телефоном, прижатым к уху, в коридор вылетел красный профессор, шипя в трубку: «Мама, если я обещал заехать, я заеду, у меня сейчас экзамен, потерпи, пожалуйста». Он исчез в преподавательской, и еще минут пятнадцать оттуда доносились сдавленные плаксивые выкрики.

В общем, пока профессор, проклиная все на свете, исполнял сыновний долг, студенты с завистью заглядывали в аудиторию, где их одногруппники остервенело списывали.

– Ну вы и гады, везунчики, – стонали из коридора.

– Се ля ви, – громко шептали из кабинета. – Да закройте вы дверь, черти, спалите же!

Каждый из оставшихся в коридоре изнывал еще и от зависти к Вадиму, который так удачно пролез не в свою очередь, а теперь сосредоточенно сдувал ответ.

Все хотели быть на его месте, но больше всех досадовал Виктор, который примчался из курилки, услышав, что экзаменатор заперся в преподавательской, а все, кто успел взять билеты, теперь списывают так, что пальцы дымятся. Винить Виктору нужно было, конечно, только себя, да. Но этот чертов счастливчик! Опять ему повезло! Виктор злобно скрипел зубами, а заметив, что на него смотрят девчонки, картинно долбанул кулаком в стену.

Когда профессор вернулся в аудиторию, его встретили скромно сияющие интеллектом лица. Конечно, все получили как минимум четверки.

Вадим с извиняющимся видом засовывал в сумку зачетку с пятеркой, когда Виктор прижал его к стене.

– Ты чего полез?

– Мужик, ну ты же сам опоздал, все равно бы не зашел без препода.

– Не твоя очередь – не лезь, понял, счастливчик? А то я тебе счастье… укорочу.

Виктор усмехнулся, еще раз пихнул Вадима грудью и под вялые реплики одногруппниц «Витя, перестань, Витя, успокойся» зашел в аудиторию.

Ну да, Вадик не боец, в драку не полез, но как-то странно посмотрел на Виктора, спокойно, как будто что-то прикидывая. Затем он хмыкнул, глянул на часы и пошел по коридору прочь от кабинета.


– Ну, и что ты ему сказала, своему кавалеру недоделанному, ты же за ним побежала?

– За ним. И совсем он не недоделанный, – Надя была серьезной. – Сказала, что Викто`р идиот.

– Да, идиот, это точно, – подтвердила Танюха, она-то знала.

– Ну и спросила, пойдет ли он на Новый год.

– Ну, и как? Пойдет?

– Да, – и Надя улыбнулась.

– Ты думаешь, время уже пришло? – подмигнула Таня и хихикнула.

– Отстань ты.

Странный он, этот Вадим.

После экзамена Надя догнала его и увидела, что недавнее спокойствие парня было деланым. Теперь губы оказались злобно поджаты, а глаза презрительно сузились.

– Ты слышала, что он хочет укоротить мое счастье?

– Да он же дебил!

– Никто не сможет укоротить мое счастье.

– Да это тупость какая-то, слова дурацкие просто.

– Ну да, слова…

Вадим, как будто опомнившись, отвернулся, перевел дыхание. Надя, сначала напуганная, тоже успокоилась.

– Ты же пойдешь к Танюхе на Новый год?

– Да, да. – И Вадим вдруг быстро заговорил: – Да, помнишь, что я тебе говорил, год назад, помнишь? Так вот. У меня сошлось!

Он постучал по своим огромным часам, и выпуклый черный циферблат внезапно вспыхнул синим светом, затем медленно потух.

А потом Вадим убежал.

«Сошлось у него, вот чудик», – думала Надя в ожидании вечеринки и улыбалась сама себе.


Под Новый год все приползли к Танюхе.

Надя ждала Вадима, беспокоилась, как он поведет себя с Виктором, который тоже притащился, хотя бывшая его совсем не звала, а он под влиянием новогодней романтики настойчиво к ней подкатывал, старался изо всех сил, рассказывал несмешные шутки про каких-то оленей-трансвеститов, и компания, сильно желающая поскорее себя развеселить, отчаянно гоготала.

В общем, было скучновато, и тут появился Вадим.

– А вот и наш счастливчик, – воскликнула Танюха и побежала целоваться.

Вадим неопределенно помахал рукой, осмотрел комнату и помрачнел, увидев Виктора, который нахмурился в ответ и упер руки в боки:

– Надюха, вон твой олень пришел.

Вадик пропустил это мимо ушей. Он увидел Надю, поманил ее и увлек на лестницу. Дверь захлопнулась, и они оказались тесно прижатыми друг к другу на выстуженной лестничной площадке. Вадим дернул вниз молнию своей куртки, накинул ее на Надю, прижимая к себе плотнее, ловко и привычно, как будто был ее парнем уже сто лет. Сладкое, нахлынувшее на Надю чувство было страшно знакомым. Ей было уютно и спокойно. Спокойно и тепло.

– Я сейчас тебе скажу что-то очень важное, и ты должна согласиться.

– Хорошо, – соглашаться почему-то было легко.

– Мы должны встретить этот Новый год вместе.

– Хорошо, мы и так вместе, ты же зайдешь, или как?

– Нет, ты не поняла. Вместе – вдвоем, с тридцать первого на первое, приходи завтра ко мне.

Надя смутно помнила, как закончился тот вечер. Вадим поцеловал ее в кончик носа, глянул на часы и исчез, а она вернулась в квартиру, и потом стало веселее, но она все время думала про Вадима и, закрывая глаза, в дымке видела его улыбающееся лицо.

Вечером 31 декабря, без пятнадцати двенадцать, Надя поднялась на лифте на последний этаж единственной в городе пятнадцатиэтажки в центре.

На площадке не было света. Дверь распахнулась, руки Вадима подхватили ее и понесли куда-то по длинному коридору вглубь необъятной темной квартиры. Они опустились на что-то мягкое, пушистое, одежда улетучилась, началась качка, и нега навалилась, обволокла и не давала поднять веки, по телу волнами покатилась дрожь, и за последней волной на улице кто-то закричал «Ура-а-а!» и начался фейерверк.

Да. Наверное, так все и было.

Надя, не открывая глаз, лежала, покачиваясь в дреме.

Проснувшись, она подняла голову и осмотрелась. Под нею была белая звериная шкура, распластанная посреди огромной комнаты, которая освещалась с улицы фонарями и вспышками фейерверков из огромных окон в пол.

Вадим стоял спиной к Наде, глядя в окно. Услышав шорох, он обернулся. Из одежды на нем были только те самые массивные часы на левой руке. Стройный, широкоплечий, с кубиками на своих местах, он выглядел как модель с обложки глянцевого журнала, но часы на голом парне показались Наде смешными.

– Сколько я спала?

Вадим посмотрел на часы:

– Всего пару минут. С Новым годом.

– С Новым годом.

Она перевернулась на живот и прижалась щекой к шкуре, глядя на Вадима. Вспышки за окном раскрашивали ее кожу тенями.

– А зачем тебе часы? Сейчас.

Вадим улыбнулся:

– Всему свое время, – и он показал пальцем на циферблат.

Надя удивленно подняла брови.

– Так ты и этим только по часам занимаешься?

Она прыснула от смеха. Вадим смеялся вместе с ней, тряс за плечи, заглядывая в лицо, повторял ее имя, затем шептал приятные глупости.

Через какое-то время она снова очнулась. Да, в этом было, конечно, что-то странное. Ботаник, который и на ботаника-то не похож, с такими-то мышцами. И чего лукавить, эта гигантская квартира, эти наручные часы, сколько они стоят? Откуда у него это все? И чего ему надо от меня?

Надю охватило беспокойство, она начала тормошить спящего рядом с ней принца.

– Вадим, мне так хорошо с тобой, но я… Я тебя боюсь. Ты кто?

Принц открыл глаза и лукаво улыбнулся:

– Я – единственный настоящий звездочет на Земле.

Он оперся на руку и, лежа на боку, начал рассказывать. Его голос успокаивал, Наде сразу захотелось забыть про свои страхи и уснуть.

И она, наверное, снова уснула.

Из того, что говорил Вадим, остались смутные обрывки, кусочки фраз, и неясно было, сказал он это на самом деле или все просто приснилось девушке на медвежьей шкуре, под вспышки фейерверков и смех за окном.

Все дело было в часах, это точно.

Вадим сидел рядом, и в огромном циферблате отражались разноцветные огни.

«…они предсказывают будущее. Точнее, нет, не так. Они отвечают на вопрос. Важно правильно задать вопрос… Понимаешь?»

«… я их настроил сам, по звездам и старым календарям».

И Надя улыбалась и кивала, покачиваясь в сонной дымке.

– Жизнь – это миллион выборов, миллион дорог, каждую секунду – выбор, и люди выбирают наугад, вслепую, в кромешной тьме, а у меня есть фонарик, он освещает мой путь к счастью, понимаешь – эти часы.

– И что ты спросил?

– Я спросил: если мы сегодня проведем ночь вместе, то будем вместе всегда? И часы сказали – да.

Господи, какую чушь он несет, и как мне хорошо с ним. Что он еще болтает? Про смерть. При чем тут смерть…

– …а еще смерть свою предсказать не могу. У меня сейчас линия жизни по часам – бесконечная, гляди.

Он показал Наде циферблат, нажал кнопки на боковине корпуса, и выпуклое стекло загорелось синим светом. Справа налево побежали белые числа. Вадим покрутил колесико, бег ускорился, числа слились в одну тонкую нить.

– Это моя линия жизни, можно крутить хоть час, конца не будет. Здесь бесконечное количество возможностей и выборов, в том числе и бессмертие. Есть и такой вариант. Я пока не сделал ничего такого, что может привести к смерти от болезни или от старости. Будущее с этого момента и дальше вбирает в себя все возможности. Жить вечно – это, получается, тоже реально. Часы не врут.

И они всю ночь провели на медвежьей шкуре, и была снежная новогодняя сказка, наполненная радостью обыкновенных людей, на которых свалилось необыкновенное счастье.


Вадим часто ездил к родителям и привозил от них банки со всевозможными соленьями, сало и прочие деревенские дары. В очередной раз он вернулся с двумя огромными рыбами, гладкими, блестящими хариусами. У одного по брюху шла широкая рыжая полоса.

– Только вот этого чудо-зверя с полосой не трогай, готовь второго.

– Почему?

– Ну, который с полосой, куда-то денется, и мы его даже не попробуем.

– Куда же он денется?

Вадим пожал плечами. Надя нахмурилась:

– Опять предсказание?

Вадик улыбнулся:

– Не грусти, часы не врут. Готовь этого, без полосы.

«А вот мы и посмотрим», – упрямо подумала Надя.

Парень уехал, а она, приговаривая «посмотрим – поглядим», помыла и почистила чешуйчатого красавца, срезала ему яркую полосу на брюхе, посолила, поперчила и в фольге отправила в духовку.

По квартире поплыл пряный запах. Надя вытащила готовую рыбину, поставила на барную стойку и развернула. В лицо пахнуло жаром, показалась бочина речного зверя в золотой корочке.

Девушка была довольна и представляла, как удивится ее звездочет, когда она скажет, что ест он именно хариуса с рыжей полосой, которого он ну никак не мог есть по предсказанию.

Она завернула золотистый бок обратно в фольгу, накинула на хариуса полотенце, чтоб не остывал, и пошла выбрасывать мусор. Пару минут провозившись у мусоропровода, она направилась было обратно, но увидела соседку в халате и с растрепанной прической, которая поднималась к ней, заглядывая через перила и растерянно причитая.

– Девушка, милая, там наверху нет котика? Такой рыжий, пушистый. Лямка, Лямка, ну где же ты, паразит?

– Котика?

Надя замерла. Как током ударило: дверь-то она оставила открытой.

– Какого котика, женщина?

Надя кинулась в квартиру. Соседка поспешила за ней.

– Ой, как у вас пахнет вкусно, рыбку готовите? Вот и Лямка мой так рыбку любит, а ведь котам рыбы-то много нельзя, у них из-за рыбы…

– Да помолчите вы!

В окна бил солнечный свет, и комната с барной стойкой сияла уютом. На полу валялось веселое пестрое полотенце, которым Надя укрыла хариуса, и огромный котище веселого рыжего цвета торчал над противнем с рыбой, весело чавкал и фырчал, смачно вгрызаясь ушастой башкой в сочное пахучее мясо.

Увидев женщин, кот поднял голову и замер. Все стояли неподвижно, только с усов незваного гостя капал на стойку рыбный сок.

– Лямка-Лямка, не ешь ты рыбу эту, тебе вредно, иди ко мне, – первой подала голос соседка, и Надя опомнилась.

– Вредная рыба? Убью! – заорала она и ринулась к коту, сжимая кулаки. Зверь в ужасе сиганул со стойки, зацепил противень, тот перевернулся и грохнулся на пол, погребая под собой останки хариуса. Надя издала что-то похожее на стон и рычание одновременно, от чего кот дико заметался и забился под кухонный гарнитур.

– Вылезай, гад!

– Девушка, вы его пугаете, не кричите, – визжала соседка.

– Вы почему за ним не следите? – стонала Надя, стоя на коленях перед шкафчиком, пытаясь вытащить из-под него кота.

– Я пошла мусор выносить, а он выскочил. Девушка, шваброй нельзя, нельзя шваброй, не пущу!

Соседка расставила руки и ноги и не пускала Надю, которая рвалась к коту, целясь шваброй под шкаф.

– Не пущу! – визжала хозяйка кота и делала страшные глаза.

Надя отшвырнула швабру, плюхнулась на пол и разревелась. Соседка ползала, заглядывая под шкафчик, и звала Лямку. Ошалевший кот, очевидно решив, сейчас или никогда, рванул, поджав уши, через коридор на лестницу, и хозяйка помчалась за ним, на ходу крича:

– Простите нас, пожалуйста, я вам другого хариуса принесу!

– Да идите вы со своим хариусом, – всхлипнула Надя.

Откуда соседка вообще знает, что это именно он?

В общем, предсказание сбылось, но Надя не хотела оставлять Вадима без ужина, поэтому вытерла слезы и проворно, хотя уже не так вдохновенно, обработала вторую рыбину.

Когда она увидела под фольгой такую же чудесную золотистую, как и в первый раз, корочку, в ее душе опять зазвучала упрямая озорная струнка.

– Ну, вот и соврали твои часы, ешь своего хариуса с рыжей полосой.

Вадим потерянно смотрел на нее, бормоча: «Как же так, не может быть…» Он поковырял вилкой в рыбе, сказал, что это очень вкусно, но ему почему-то расхотелось есть, и Наде вдруг стало жалко его:

– Я пошутила, это хариус без полосы, все было, как ты предсказал.

Парень просиял:

– А что с тем случилось?

– Кот, – горько вздохнула Надя.

За ужином она рассказала про то, как сначала приготовила хариуса с рыжей полосой, и про мусор, и про соседку и кота Лямку, и они смеялись, и Вадим говорил «глупенькая девочка, упрямая, зачем же с судьбой спорить», и Надя решила, что в этих спорах на самом деле нет смысла.

Ведь все и так хорошо.


Прошел год, и еще один. Надя была счастлива каждый день как в первый раз, а потом случилось событие, совсем не подходящее для новогодней истории, но о котором обязательно нужно рассказать.

Давняя стычка Вадима с Виктором забылась. Отношения стали ровными – они просто не замечали друг друга. Только иногда Надя видела быстрый злобный взгляд Вадима, который он бросал на соперника, и тогда она живо вспоминала слова «никто, никто не заберет у меня мое счастье, понимаешь, никто!». Теперь-то Надя понимала, что Вадим имел в виду, и ей становилось не по себе, но ненадолго. Жизнь била ключом, крутилась волчком и мельтешила калейдоскопом.

Однажды, снова под Новый год, группа решила выехать на природу.

– Хватит пить в четырех стенах, за городом – красота и горы снега, погуляем, а кому захочется, тот и под елкой напьется, – резюмировала Танюха.

– Но с пользой для здоровья, – добавил Виктор. Они снова были вместе, и в этот раз парень старался изо всех сил: спортивный костюм надевал исключительно в спортзал и, очевидно, потратился на дезодорант.

Вадим сначала отнесся к идее с походом без энтузиазма, но через пару дней радостно сообщил, что ждет не дождется, и что погоду обещают отличную, и вообще, надо после экзаменов развеяться и проветриться.

Надя была рада.

На конечной у заповедника группа вывалилась из маршрутки, радуясь елкам в снежных шапках, белкам и синицам, облепившим кормушки. Студенты перешли по деревянному мостику через покрытый прозрачным тонким льдом ручей и растянулись по тропе.

Вдруг впереди кто-то закричал:

– Смотрите, олени!

– Не олени – маралы.

Все сбились в кучу, глядя вверх. Там, по гребню горы, между редкими деревьями гуляли маралы. Они проваливались копытами в наст и сбивали камешки, которые скатывались на дорогу к ногам походников. Надя, улыбаясь, посмотрела на Вадима, но с удивлением обнаружила, что он побледнел и как-то даже поник.

– Что с тобой, тебе плохо?

– Все нормально.

Вадим исподлобья, как будто со страхом, смотрел на гору. Танюха с Виктором тоже разглядывали маралов и уже двинулись дальше, как вдруг сверху раздался скрежет и с горы, отдаваясь эхом, подскакивая, покатились крупные камни. Звери испугались, ринулись по гребню. Камни со стуком падали на тропу.

Все бросились в разные стороны. Надя тоже побежала, думая, что Вадим последует за ней, но за общим галдежом и шумом услышала его голос. Она обернулась, и все внутри у нее сжалось. Вадим стоял неподвижно, бледный до синевы. Сначала Надя увидела, как Вадим открывает рот, а потом услышала, что он кричал:

– Виктор!

Девушке показалось, что голос ее парня звучал жутко громко и отчетливо, несмотря на шум камнепада. Убегающий в другую сторону Виктор, услышав свое имя, затормозил, обернулся, и тут же булыжник размером с голову угодил ему в правый висок. Юноша разом обмяк и рухнул лицом вниз.

Через секунду после удара он был мертв.

В тот же момент лицо Вадима исказилось. Он ухватился за лоб и бросился к Виктору, упал перед ним на колени, перевернул на спину и начал трясти за плечи, заглядывая в немигающие глаза, беззвучно шевеля губами.

Надя побежала к Вадиму, но застыла, боясь приблизиться.

– Нет, нет, нет… – без конца повторял Вадим. Руки и лицо его были в крови – один из камней рассек ему бровь.

Он обернулся, беспомощно посмотрел на Надю.

Прогулка закончилась.

Группа провела на дороге три часа со скорой помощью и милицией. От шока никто не чувствовал мороза, но, когда служебные машины уехали, всех затрясло, а у Тани случилась истерика, и Надя решила, что нельзя оставлять ее одну.

Надя, конечно, испугалась, увидев Вадима с окровавленной головой, но фельдшер скорой осмотрел его, и оказалось, что это ничего страшного, а еще она всматривалась в одногруппников, пытаясь вычислить, видели они или нет, что произошло, и как Вадим кричал Виктору. Похоже, это видела она одна, а может, и вообще показалось.

Пришли на конечную и ждали такси. Вымотанная Танюха легла на скамейку. Вадим отошел в сторону и прислонился к столбу. Темнело, и в сумерках его перебинтованная голова как будто висела в тумане отдельно от туловища.

Надя подошла, встала рядом и очень тихо спросила:

– Это ты его убил?

Вадим быстро взглянул на нее и забормотал:

– Я кричал, чтобы он отошел, я видел, что на него летел камень.

– Это ты его убил.

Утром Танюха с лицом, распухшим от слез и тонны успокоительных таблеток, уехала к родителям, и у Нади с Вадимом начался скандал, который не утихал до вечера и продолжался весь следующий день.

– Что тебе сказали твои идиотские часы?

– Я спросил: если я поеду в заповедник, смогу ли я отомстить или нет.

– Отомстить?

– Никто не может отобрать мое счастье.

– Да не забирал он твоего счастья, чудовище! Что ты бормочешь?

Прежней злости в голосе Вадима не было. Глядя в пол, он машинально твердил:

– Это не просто шальная удача. Я сам всего добился, это я настроил часы, я сам сотворил свое счастье.

– Ты теперь будешь убивать всех, кто скажет про твое счастье, всех, кто при тебе это слово произнесет?

Вадим молчал. Казалось, он ждал, что девушка начнет хлестать его ладонями, бить кулаками и всем, что под руку попадется, но он не двинется с места.

Надя плакала.

– А я? Я – не твое счастье?

– Ты – мое счастье. Но пойми, мы вместе не просто так…

– То есть из-за часов? Господи, какой бред!

– Я не знал, как это точно произойдет, я увидел оленей… маралов, и камни посыпались, и я все понял, но я уже не мог ничего сделать.

– Ты не мог? Ты же сам говоришь, что всегда есть выбор, миллионы выборов!

– Но я крикнул ему, – Вадим вдруг понял голову, в глазах стояли слезы, – я думал, это его спасет, но получилось… Наоборот. Было уже поздно, понимаешь. Было уже поздно.

– Ты всех теперь будешь убивать?

– Нет, я больше не буду.

– Ты больше не будешь?! Ты человека убил, понимаешь, а говоришь, как будто конфету у ребенка сожрал тайком!

Вадим чувствовал пустоту в голове и то, как мучается Надя, а лицо Виктора все время висело перед глазами. Он зажмуривался, тряс головой, отчаянно стараясь сбросить невыносимое видение, но ничего не помогало.

– Я хотел его спасти, но было поздно… Было поздно, – шептал он.

Потом наступила ночь, и Надя хотела уйти, но не ушла. Прошла неделя в полном молчании, и еще неделя, и молчать приходилось уже через силу с тоской по времени, когда все было хорошо. Стоит только протянуть руку, и вот они – тепло и нежность, нужно только забыть, постараться поскорее и покрепче забыть. И Надя старалась забыть изо всех сил.

Танюха вернулась от родителей, они плакали вместе, и Надя внимательно смотрела на подругу – хотела еще раз убедиться, что та не помнит, как все произошло. Оказалось, что Таня на самом деле совершенно ничего не помнит. Тогда страх, что Вадима в чем-то заподозрят, прошел, и забывать стало легче.

Они остались вместе, потому что все было неважно, кроме них самих. Он снова говорил о звездах и тайнах судьбы. И как тогда, в первый раз, Надя тонула в тепле и чувствовала спокойствие и надежность. Вадим сначала боялся, что часы в наказание за страшный поступок откажутся предсказывать его будущее, но этого не произошло. Возмездия не случилось.


Часы отмеряют время, год за годом, а Вадик и Надя живут в той самой квартире на пятнадцатом этаже и воспитывают троих детей. Встречают Новый год, глядя на фейерверки за окном, а утром садятся в машину и через деревню, забрав родителей, едут в аэропорт, чтобы первым рейсом улететь на острова, где живут всю зиму, а летом колесят по Старому Свету или Латинской Америке. Ацтеки и майя, Лион и Экс-ан-Прованс. Да, волшебные часы обеспечили Вадику и Наде безбедную жизнь. Пару лет блестящей игры на бирже, и можно надолго забыть о работе. Кто не мечтает о таком?

Но однажды Надя заметила, что Вадим стал грустным. Он очень много времени проводил наедине с часами, а когда разговаривал с ней или играл с детьми, было заметно, что мысли его где-то далеко. Посреди разговора он мог вскочить с места и уйти в спальню, где в тумбочке у кровати лежал этот удивительный механизм, достать его и, что-то бормоча, долго с ним возиться. В темноте комнаты лицо Вадима освещалось синим мерцанием, он рассматривал бегущие по экрану числа.

– Помнишь, когда мы начали встречаться, моя линия жизни по часам была бесконечной? Так и сейчас, двадцать лет прошло, а она… все такая же.

– Что же плохого?

– Но это же чушь! Часы показывают все возможности, в том числе бессмертие, но я же знаю, что этого не может быть.

– Ну, ты же не куришь, не пьешь, вот и бессмертный.

– Я серьезно.

Отшучиваться не удавалось, и Надя начинала волноваться. В его голосе была та же интонация, которую она уже слышала и которой боялась. Та же злобная упертость, «никто не отберет мое счастье!».

– И что же делать?

– Я ищу, я перебираю варианты, и если часы врут про мое бессмертие – значит, они вообще теперь врут. Сломались.

Вадим злился и отдалялся, стал пренебрегать здоровьем. Однако ни курение, ни алкоголь никак не сказывались на линии жизни – она оставалась таким же завораживающим, бесконечным рядом цифр. Может, я и вправду бессмертный, думал Вадим, и пугался этой мысли, потому что она тянула за собой вопросы.

Что нужно делать, чтобы оставаться бессмертным, а чего не делать?

Что должно произойти, чтобы его линия жизни прервалась?

К чему готовиться?

Чего бояться?

Это было сумасшествие.

Потребность проводить время с часами стала его манией.

– Мне кажется, если часы остановятся – я сразу умру, моя ниточка, она порвется, – шептал Вадим, глядя на Надю воспаленными глазами.

Он стал чаще, чем нужно, менять батарейки в часах. Он выглядел как помешанный. Боясь, что может умереть за те пару секунд, пока часы не будут работать, он задерживал дыхание, зажмуривал глаза. Если для смены батареек требовалось на секунду больше времени, ему казалось, что он задыхается. Он краснел, на лбу выступал пот, а когда экран в конце концов загорался, он шумно с облегчением выдыхал.

Вадим продолжал поиски «дорожки к бессмертию».

Надя жалела его.

– Вадик, сходи к врачу, ты не справляешься. Это психоз, понимаешь, но это лечится!

Она пыталась отвлечь его, убеждала, что пойти к доктору – это не стыдно. Она даже нарочно обижалась, что он заботится о своем личном бессмертии и не думает о том, что ей-то ничего такого не светит. Услышав такое, Вадим приходил в ярость, кричал, что она ничего не понимает, что если он добьется своего, то и ей обеспечит вечную жизнь, это же очевидно, разве нет? В конечном счете он заботится о них обоих и о детях, а она только отвлекает и мешает!


Следующее Рождество и Новый год они проводили в Европе.

Утром Надя наливала молоко в кофе, медитировала в тишине спящей квартиры на Александерплац, наблюдала за клубящимися в чашке молочными облаками, и тут вздрогнула от неожиданности.

– Ты ведь не бросишь меня, Надюша?

Вадим подошел незаметно, обнял ее, и она ощутила забытое тепло.

– Вадик, так дальше не может продолжаться. Ты сходишь с ума, и я вместе с тобой.

Она обернулась и увидела его, небритого, с красными от бессонной ночи глазами.

– Да, ты права, я с этими часами совсем сдурел.

Он слабо улыбнулся.

– Послушай, тебе нужно просто отцепиться от них. Отлипнуть, понимаешь? Съезди куда-нибудь без них, в Брюссель например, поброди по барахолкам, там должно быть супер, помнишь, как тебе там нравилось?

Да, когда-то это было одно из его любимых развлечений – бродить по огромным блошиным рынкам в Брюсселе, под Рождество они просто пухли от старинной рухляди.

– Если тебе станет совсем не по себе, я сразу примчусь и привезу тебе часы. Давай попробуем, а?

Тем же вечером Вадим сел на поезд и уехал в столицу Бельгии. Он согласился побыть несколько дней без часов, а после решить, надо ли ему идти к врачу. Надя же поручила детей бабушке и дедушке, чтобы прогуляться по городу с фотоаппаратом, но не успела она выйти из квартиры, как запиликал телефон. На экране высветилось улыбающееся лицо мужа – таким его она не видела уже давно. По лицу Вадима мелькали солнечные лучи и тени, и Надя поняла, что он куда-то едет:

– Ты где?

– В такси. Здесь отличная погода, тепло и солнце. Представляешь, я нашел!

– Что нашел, эксклюзивное старье?

– Нет, – Вадим засмеялся, – я нашел человека. У него часовой магазин с мастерской прямо в центре города. Понимаешь, он говорит, что сможет настроить часы!

Опять часы.

Вадим продолжал взахлеб:

– Он проверит их и скажет, врут часы или нет. Может, они и не врут, представляешь?

Глаза Вадима горели.

– Хорошо, я очень рада.

– Надя, привези мне их, если прямо сейчас сядешь в поезд – к вечеру будешь тут.

– Хорошо, хорошо, мчусь.

Надя поспешно вернулась домой, забрала часы и успела на двенадцатичасовой поезд.

Она задумчиво разглядывала пролетающие за окном снежные пейзажи и пыталась понять, чего она чувствует больше: радости за мужа, которого увидела в прекрасном настроении в первый раз за долгое время, или досады, что одержимость часами не отпускает Вадима.

Сойдя на вокзале, она углубилась в город. На душе было муторно. Она шла по узким мощенным булыжниками улочкам. Задержалась у фонтана с Писающим мальчиком, который просвещенные европейские бездомные и гуляющая публика превратили в пошлый общественный туалет. Затем, ускорив шаг, пересекла блошиный рынок, полюбовалась на белоснежный кафедральный собор, и на площади с ратушей и новогодней елкой увидела часовой магазин.

Сияющий Вадим встретил ее на полпути около елки. Она открыла сумочку, чтобы передать мужу часы, но их не было. На торце синей кожаной сумки зиял тонкий бритвенный разрез.

Потом были крик, слезы и снова крик, на который вышел старый лысый часовщик и прибежали полицейские. Муж и жена решили пройти весь маршрут от вокзала до магазина. Вадим был уверен, что кража случилась на рынке, который кишел народом. Он требовал, чтобы полицейские оцепили площадь и обыскали всех, а когда те отказались, принялся за дело самостоятельно, угрожая торгашам, хватая их и требуя вывернуть карманы. После этого полицейские пригрозили ему арестом. Удрученные супруги вернулись на вокзал и поздно ночью сели на прямой рейс до Берлина.

– Я теперь никогда не узнаю, понимаешь, я никогда не узнаю, – твердил Вадим всю дорогу.

Дальше Вадим тосковал, и пил, и снова тосковал, пропадая из дому на недели. Он разыскивал часы, скандалил в полиции. Он купил похожую модель и пытался восстановить настройки, продолжал пить и наконец понял то, о чем боялся думать все это время: настройки были невероятным чудом, сыграл случай, один на миллиард, и повторить удачу не получится.

Он смирился.

И сразу вспомнил про Надю и вернулся к ней. Теперь они зажили на самом деле счастливо, не сверяя часы, без мистики и звездных замыслов. Их поход за счастьем завершился в новогодний вечер на уютной площади сказочного города с елкой и часовым магазином.


Многие были благодарны судьбе вместе с Надей и Вадимом под Новый год, как всегда бывает в это волшебное время. Однако самую глубокую и горячую благодарность к Фортуне питал один брюссельский нищий. Сняв номер в отеле, он отмокал в джакузи с пеной, свечами и с шампанским в ведерке.

Обменять ледяную вокзальную лавку и объедки бургера на роскошный гостиничный номер ему позволила замечательная находка на перекрестке около «Писающего мальчика». Красивая молодая женщина остановилась у заборчика перед фонтаном, поморщилась от запаха, затем с задумчивым лицом достала из синей сумочки огромные блестящие часы. На глазах у изумленного бродяги она повесила их на железный штырь ограды и быстро ушла. Нищий схватил часы, удивился их тяжести и, сунув за пазуху, уковылял восвояси.

Оставив часы на ограде у Писающего мальчика, Надя направилась прочь. Краем глаза она увидела, что нищий завладел часами, и ускорила шаг.

Все верно. Разбить дьявольскую машину со стрелками было нельзя, выбросить в реку, растоптать и раздолбать молотком – ни в коем случае. Долгие месяцы наблюдая за Вадимом, Надя сама убедилась, что между часами и ее мужем есть физическая связь. А если это так – нужно, чтобы они продолжали работать. Нельзя их ломать, думала она, сидя в поезде на Брюссель и рассматривая чертову штуковину. Вы должны работать, тикать и шуршать шестеренками, ниточка жизни должна бесконечно тянуться по синему экрану, иначе он умрет.

Сойдя с поезда, Надя задумчиво шла по улицам, пытаясь придумать, как избавиться от проклятых часов. Оглядываясь по сторонам, она заметила бродягу, сидевшего на тротуаре, и тут же поняла, как все должно произойти. Она медленно подошла к ограде памятника – кроме нее и бродяги вокруг никого не было, – затем повесила часы на штырь ограды так, что бродяга мог это видеть.

Дальше вы знаете.

Наваждение прошло, туман рассеялся. После того как часы исчезли из ее с Вадимом жизни, Надя могла слышать звонкий стук своих каблуков по булыжникам старинной мостовой, могла видеть освещенные заходящим рыжим солнцем блестящие витрины магазинов и лица людей, идущих ей навстречу; она наконец почувствовала благоухание новогоднего праздника, ель, корицу и запах свежей выпечки. С каждым шагом ей становилось все легче.

На блошином рынке она купила пачку старых бритвенных лезвий, присела за столик в уличном кафе, отвернулась от закутанных в пледы горожан, потягивающих кофе из дымящихся кружек, и полоснула острием по кожаному боку сумочки. За углом она выбросила орудие преступления, запрокинула голову, чтобы рассмотреть верхушку высоченного, сложенного из белого камня собора Святого Михаила и Гудулы, и направилась дальше, обдумывая, как будет изображать удивление, досаду и ужас по поводу пропажи.


Бродяга понимал, что с часами дело нечисто и их нужно сбыть как можно скорее. Может быть, взбалмошная дамочка за ними вернется? Или она воровка, скидывающая краденое, а полиция уже идет по ее следу? Отдавать находку за копейки на барахолке не хотелось, уж очень эти часы были большие и красивые. Он направился прямиком в часовую мастерскую на главной площади.

Вступив на площадь, он не заметил ничего удивительного. Надя и Вадим десять минут назад, угнетенные, в слезах и в сопровождении сочувствующих полицейских умчались на поиски пропавших часов.

В магазине он попросил пухлую девушку за прилавком позвать хозяина. Она начала брезгливо пререкаться, бродяга – настаивать, и в итоге на крик из-за бархатной портьеры вышел лысый старик в огромных очках с толстенными линзами. Увидев часы, он икнул, протер очки и, недолго думая, отвалил за них бродяге такую сумму, что тот покинул магазин, сверкая от восторга, как елочная игрушка.

После этого часовщик вложил в ладонь ошарашенной помощницы 100 евро и сказал:

– Эллис, вы привели сегодня потрясающего клиента, нет, не возражайте, это ваша заслуга и ваше вознаграждение. На сегодня вы свободны, можете идти домой встречать Новый год. И еще. Вы же понимаете, что я не могу брать вещи у бездомных? Поэтому то, что вы видели, не должно покинуть этих стен. Могу ли я рассчитывать на вас?

– Но, господин Штоллер, может быть, это те часы, которые потеряла русская пара, вы же видели, как сокрушался мужчина…

– Нет, Эллис, это другие часы. Мужчина описал мне те, что у него пропали. Если к нам попадет эта вещь, мы сразу обратимся в полицию.

– Спасибо, господин Штоллер, мне было так жалко его, видно было, что часы ему очень дороги.

– Вы добрая девушка, Эллис, а добро должно вознаграждаться. Вот вам еще сотня. В этот Новый год не отказывайте себе ни в чем.

Эллис радостно закивала и ушла, а старик запер магазин и, кряхтя и бормоча под нос, направился вглубь дома. Глупая корова будет молчать. Ишь ты, дура дурой, а еще лезет с предположениями.

Часовщик закрыл дверь кабинета на ключ и подошел к столу, заваленному механизмами, тикающими на все лады, как рой термитов и сверчков. Казалось, они шевелятся, вертят усиками, лапками и шестеренками, пытаясь уползти. Стены кабинета были также завешаны различными экземплярами, с маятниками, кукушками, шуршащими, цыкающими и периодически издающими гулкий звон. Старик освободил место в центре стола, бережно положил принесенные часы перед собой и склонился над черным циферблатом. Он постучал по стеклу, и лицо его осветилось синеватым мерцанием.

Да, это были они, те самые, о которых он сегодня разговаривал с сумасшедшим русским. «Как же этот олух вас потерял, уму непостижимо! Если бы у меня были часы, которые предсказывают будущее, я бы их не выпускал из рук. А этот – оставил черт знает где и потерял!»

– Руди, мы открываем шампанское, – голос жены из соседней комнаты выдернул старика из потока мыслей.

– Я иду, ждите меня.

Он вошел в обеденную комнату, победно посмотрел на опрятную старушку-жену и внука пяти лет, копошащегося под елкой, и направился к столику с шампанским.

– Руди, давай позовем Эллис, пусть она поможет, ты же сто лет сам не открывал!

– Я отпустил ее домой. Не беспокойся, я справлюсь. Я еще не такой уж и старик, посильнее многих молодых.

Он взял бутылку и внезапно обретшей твердость рукой стал снимать фольгу. Завтра утром я примусь за вас, думал он, обращаясь к часам, которые лежали на столе в кабинете. Я разберусь в ваших дьявольских настройках. Через мои руки прошло столько вам подобных, что и не снилось…

В этот момент пальцы старика соскользнули, зацепили проволоку, и плохо сидевшая пробка с хлопком влетела в шею владельцу часовой мастерской, угодив прямо в сонную артерию.

Через неделю после похорон сын часовщика принял дела по управлению магазином, уволив первым делом нерасторопную Эллис, и решил навести порядок в кабинете отца. Он вспомнил, что помощница болтала про какие-то чрезвычайно ценные часы, которые старик купил у бродяги в день смерти. Новый хозяин магазина сразу нашел их на видном месте – они были безнадежно неисправны. Электронный механизм оказался намертво закодирован, поэтому настроенный на старый стиль календарь и отставание от правильного времени невозможно было изменить. Какому идиоту понадобилось жить по календарю двухсотлетней давности? Еще он обнаружил, что, если зажать все кнопки сбоку от циферблата, дисплей загорится синим светом и по нему начнет слева направо двигаться витиевато исполненная последовательность цифр. Крутанешь в этот момент колесико – движение ускорится, цифры сольются в одну яркую линию. И так хоть минуту крути, хоть пять, замедляй и ускоряйся – линия будет скользить по дисплею бесконечно.

Сын решил, что покупка за бешеные деньги этого куска металла и пластика, генерирующего случайные числа, была первым и, к счастью, единственным признаком начинавшегося у родителя слабоумия.

Дурацкие часы были отправлены в коробку с бесполезной рухлядью, которая, прежде чем попасть на помойку, а оттуда на одну из брюссельских барахолок, оказалась в комнате пятилетнего Руди, названного в честь деда. Маленький Руди мог часами рыться в коробке, выуживая из нее замысловатые блестящие механизмы. Ему понравились большие часы с ярким циферблатом, по которому бегали цифры. Перед сном он брал часы с собой под одеяло, крутил колесико, и пещера его постели освещалась ярким неземным сиянием.

Однажды, в новогоднюю ночь, Руди-младший аккуратно сложил под елкой полученные от родителей подарки, чтобы как следует разобраться с ними утром, и запрыгнул в постель, захватив часы. Он нажал кнопки в нужном порядке, и экран засветился. Белые цифры, как всегда, побежали по циферблату, но вдруг остановились. Мальчик крутанул колесико еще и еще раз – безрезультатно. Цифры, пробежав пару секунд по экрану, замерли окончательно.

Часы сломались, решил Руди. Он сунул их под подушку и заснул.

Он не знал, что в этот самый момент начертанная на звездном небе линия жизни прежнего хозяина чудесных часов перестала быть бесконечной.

Запустился обратный отсчет.


А в центре засыпанного снегом сибирского города в квартире на пятнадцатом этаже Вадим поцеловал спящую Надю, подошел к окну и улыбнулся приветливо мерцающим на ночном небе звездам. Он был счастлив, полон сил и как никогда уверен в своем бессмертии.

Наверное, как и все мы, когда счастливы.

Загрузка...